В послевоенное трудное время
Мы вырастали, вихрастое племя.
Рвы да воронки, леса обожжённые,
Всюду снаряды насторожённые...
Врезалось в память мне утро
то давнее,
Солнце над степью
и небо бескрайнее.
Словно по озеру, в выцветшей сини
Облачко плавает белой гусыней.
Дремлет пшеница.
А рядом в бурьяне
Желтых гусят охраняем мы
с Ваней.
Ваня, дружок мой,
надвинув кепчонку,
Чем-то звенит монотонно и звонко.
Я же сижу у безлюдной дороги,
Грею в пыли загорелые ноги
И наблюдаю,
как крестиком тёмным
Коршун парит над леском
отдалённым.
Вдруг покачнулось
И рухнуло с рёвом
Небо и солнце
В дыме багровом,
Охнула степь
И взвилась кобылицей,
Облачко камнем
Упало в пшеницу
И потонуло
В малиновом свете.
... Знаю, очнулся я в пыльном
кювете.
Жутко припомнить кепчонку
дырявую,
Чёрную яму,
Колосья кровавые
И между ними –
Контуженный взрывом,
Плачет гусёнок
Тонко, с надрывом.
Сам, как гусёнок, рыдая от боли,
Тщетно я Ваню разыскивал в поле,
Тщетно я звал его
– крик мой отчаянный
Плыл и тонул в цепенящем
молчании.
… Годы идут, и стареют могилы.
С памятью только я сладить
не в силах.
Память навеки зажала в виски
Вопль материнский,
в крови колоски.
Нет, не приснилось все это во сне –
Словно ожог, эта память во мне.
Виктор БЕЛИКОВ.
ВОСХОД Воробьевская районная газета
